Уроки 72–73
Литература Великой Отечественной войны
(обзор). Поэзия
Цели: дать понятие о литературе военных лет; определить тематику поэзии как самого оперативного жанра, отметив органическое сочетание высоких патриотических чувств с глубоко личными, интимными переживаниями лирического героя; развивать личностные функции как самопредъявление, сотворчество.
Ход уроков
Ведь из нашего срока
Было лишь четыре года,
Где желанная свобода
Нам, как смерть, была сладка…
Давид Самойлов
I. Вступительное слово учителя.
Родина – одна из вечных моральных ценностей всего человечества. Слова о ней в мажорной тональности еще громче звучат в 30-е годы, прославляя единственную в мире Советскую страну.
Звучит песня «Широка страна моя родная» В. И. Лебедева-Кумача.
– О чем эта песня? (Она о людях, которые умеют «смеяться и любить», в ней – «весенний ветер», человек «дышит вольно», и «с каждым днем все радостнее жить». Страна предстает «От Москвы до самых до окраин, / С южных гор до северных морей», «необъятной».)
Уже давно исследователи обратили внимание на то, что именно так – панорамно, декоративно, монументально – изображалась Родина в советской поэзии довоенных лет.
Иначе она звучит в произведениях, написанных в «сороковые, роковые». Вот какими словами заканчивается написанная в 1939 году «Мещорская сторона» Константина Паустовского: «И если мне придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и тот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное…». Паустовский почувствовал, что такой взгляд обострится тогда, когда придется защищать свою родину. Так оно и получилось.
В знаменитом жестоком приказе наркома обороны Сталина № 227 от 28 июля 1942 года будет тоже сказано именно о клочке земли: «Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».
В 1942 году выходит сборник статей Алексея Толстого «Родина». Он открывается статьей того же названия, напечатанной 7 ноября 1941 года. Здесь родина – это земля «оттич и дедич», как говорили наши предки»: «И вот смертельный враг загораживает нашей родине путь в будущее. Как будто тени минувших поколений, тех, кто погиб в бесчисленных боях за честь и славу родины, и тех, кто положил свои труды на устроение её, обступили Москву и велят нам: «свершайте!»
Кстати, именно в этот день 7 ноября 1941 года на параде Сталин обратился к образам героического прошлого: «Пусть вдохновляют вас в этой войне мужественные образы великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Сразу за этими словами идет: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Сегодня трудно представить, что еще недавно такое сочетание имен Ленина и князя Александра Невского было невозможно. Но именно в дни войны по существу классовый подход дал ощутимую трещину в еще не осознавшем это в полной мере общественном сознании. Характерно, что именно во время войны происходит официальное возвращение в советскую культуру до того полуопального Сергея Есенина как русского поэта.
В дни войны дом стал в один ряд с такими понятиями, как родина, отчизна, страна. «Я часто вспоминаю, папа, – пишет с фронта лейтенант Николай Потапов, герой рассказа Паустовского «Снег», – и наш дом, и наш городок… Я знал, что я защищаю не только свою страну, но и этот маленький и самый милый для меня уголок».
Передавала сокровенные чувства и песня:
Не спит солдат, припомнив дом
И сад зеленый над прудом,
Где соловьи всю ночь поют,
А в доме том солдата ждут.
Гибель дома оборачивается трагедией. Да и сам этот дом не антитеза миру, открытому «настежь бешенству ветров», а часть этого мира, одна из основ и опор его.
Казалось бы, что значит и что может один человек на войне, где на полях сражений миллионы солдат, а в небе – десятки тысяч самолетов? Но именно эта война, война миллионов, как никогда, проявила значение каждого человека, отдельной личности.
В ноябре 1941 года Илья Эренбург писал в одной из своих статей: «Многие из нас привыкли к тому, что за них кто-то думает. Теперь не то время. Теперь каждый должен взять на свои плечи всю тяжесть ответственности. Во вражеском окружении, в разведке, в строю каждый обязан думать, решать, действовать. Не говори, что кто-то за тебя думает. Не рассчитывай, что тебя спасет другой». В этом смысл хорошо всем известных слов из поэмы «Василий Теркин» Твардовского: «Грянул год, пришел черед, / Нынче мы в ответе / За Россию, за народ / И за все на свете». «Нынче мы в ответе» – не кто-то там наверху, а мы. С этим связано и изменение отношения к сокровенному в душе человека.
Личное и общественное стало единым: защита Отечества – это защита родного дома, чести, свободы и счастья родных и близких. Слова, обращенные к любимым и единственным, воспринимаются как признание в любви к родине.
Подготовленный ученик читает наизусть стихотворение Симонова «Жди меня».
Учитель. Вот как сам поэт рассказывал историю появления в печати этого стихотворения:
«Жди меня» – глубоко личное стихотворение, оно мною не предназначалось для печати. В декабре сорок первого года, прибыв с фронта, я зашел повидаться с Петром Николаевичем Поспеловым (ответственным редактором «Правды»). В разговоре он спросил, нет ли у меня каких-либо стихов для «Правды». У меня не было ничего подходящего. Есть, правда, одно стихотворение, сказал я, но оно интимное…» Напечатанное в газете на другой день стихотворение отозвалось в сердцах миллионов.
Во время войны многие и многие, открывая с неведомой силой своё, личное, индивидуальное, вместе с тем по-настоящему ощутили себя со страной и её народом. Так восстановилась нарушенная прежде связь.
25 августа 1941 года, возвратившись от Анны Ахматовой, П. Н. Лукницкий записывает в своем дневнике: «Она лежала – болеет. Встретила меня очень приветливо, настроение у неё хорошее, с видимым удовольствием сказала, что приглашена выступить на радио. Она – патриотка, и сознание, что сейчас она душой вместе со всеми, видимо, очень ободряет её».
Ученик. Вышедшая из тюрьмы перед самой войной Ольга Берггольц в первые же дни войны скажет:
Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!
Я и в этот день не позабыла
Горьких лет гонения и зла,
Но в слепящей вспышке поняла:
Это не со мной – с Тобою было,
Это Ты мужалась и ждала.
Нет, я ничего не позабыла!
Но была б мертва, осуждена, –
Встала бы на зов Твой из могилы,
Все бы встали, а не я одна.
Я люблю тебя любовью новой,
Горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
С темной радугой над головой.
Он настал, наш час, и что он значит –
Только нам с Тобою знать дано.
Я люблю Тебя – Я НЕ МОГУ ИНАЧЕ.
Я и Ты по-прежнему – одно.
Потом, в октябре 1942 года, Берггольц запишет в дневнике: «Я пишу здесь только правду, даже когда на это требуются усилия. Так вот, 22 июня 1941 года была объявлена война, тюрьма отошла и простилась…
Тюрьма простилась, то есть перестала болеть, так как заменилась другой, новой, острейшей и тоже общенародной болью. Рубец же от неё, конечно, остался на всю жизнь».
Учитель. Во время войны был совершен прорыв к правде. Была необыкновенная потребность в ней. Об этом сказано в поэме «Василий Теркин»:
А всего иного пуще
Не прожить наверняка –
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
«Ситуация войны, – читаем в книге Евгения Добренко «Метафора власти», – заставила советскую литературу, может быть, впервые заговорить искренне, и этот голос почти полностью совпал с тем, что хотели слышать и власть, и массы».
Миллионы людей в дни войны, которая не могла не быть высшей формой несвободы, прикоснулись вместе с тем к дыханию свободы (свободы от тирании сталинского режима). В дни голодной ленинградской блокады Ольга Берггольц скажет:
В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
Где смерть, как тень, тащилась по пятам,
Такими мы счастливыми бывали,
Такой свободой бурною дышали,
Что внуки позавидовали б нам.
Уже после войны Б. Пастернак скажет о ней: «Она промчалась как очистительная буря, как веяние ветра в запертом помещении… Трагический тяжелый период войны был вольным, радостным возвращением чувства общности со всеми».
О том, что люди в дни войны после всего перенесенного «вздохнули свободнее, всей грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной», будут говорить в эпилоге и герои романа «Доктор Живаго».
Так война 1941–1945 годов стала истинно народной, священной: переплелись людские судьбы с судьбой России. Наверное, это явилось причиной того, что в литературе появляются герои, будто «списанные» с реальных людей (Василий Теркин и Андрей Соколов), а авторские стихи становятся народными песнями.
II. Фронтовые судьбы песенной лирики.
Работа в группах: представление песни. Это может быть и пение под гитару, и прослушивание фонограммы, и инсценирование. затем слушание рассказов о судьбе песен.
1. «Катюша».
Имя Михаила Васильевича Исаковского (1900–1973) широко известно в нашей стране: ведь миллионы людей пели «Дан приказ ему на запад…», «В лесу прифронтовом…». Поэт сложил свои песни из удивительно простых слов, которыми сумел передать и радость, и горе своего народа, и слова эти стали поистине народными песнями. Среди них особое место принадлежит «Катюше». Вот уже более 60 лет поет ее страна. Да и не только наша. Более того, когда на одном из международных фестивалей в Загребе запели «Катюшу», югославы совершенно серьезно стали утверждать, что это их песня и пелась она якобы в Сербии и Хорватии еще во времена прошедшей войны. Вот какую популярность завоевала девушка, пославшая свой привет «бойцу на дальнем пограничье».
Стихотворение «Катюша» было написано в 1938 году. А песней оно стало в следующем – 39-м. Её появление именно в то время было не случайным. Поэзия тех лет переживала состояние приближающейся военной грозы. Николай Тихонов пишет свои знаменитые строки:
Я хочу, чтоб в это лето,
Лето, полное угроз,
Синь военного берета
Не коснулась ваших кос.
От страшной судьбы растоптанной фашистским сапогом Европы не может отвести потрясенного взгляда Павел Антокольский (стихотворения «Новогодняя хроника», «Последние известия»).
Сгущаются тучи и над нашими западными рубежами. Становится ясно, что, защищая родную землю, вот-вот примет на себя первый удар воин в зеленой фуражке. На него смотрят с любовью и надеждой, ему посвящают стихи и песни.
О защитниках передних рубежей пишет в эти годы несколько стихотворений и М. Б. Исаковский: «Шел со службы пограничник», «У самой границы». Но особенно популярной стала переложенная композитором Матвеем Блантером на музыку «Катюша». Почему? Да, наверное, потому что в ней оказались сплавлены лучшие песенные качества: музыкальность стиха и простота сюжета, близкого и понятного многим: обращение девушки к возлюбленному, полное заботы о нем. Казалось бы, старая-престарая сюжетная ситуация, гениально воспроизведенная еще в «Слове о полку Игореве». Помните, Ярославна на стене древнего Путивля обращается к Солнцу и Ветру с просьбой помочь Игорю? Но эта тема и этот сюжет на все времена.
Исаковский повторил его, но сделал так, что стихи стали «своими», сокровенными для миллионов людей. И вот это восприятие «Катюши» народом как чего-то своего, личного, задушевного стало причиной удивительного явления – рождения множества новых песен-переложений.
На привет-послание девушки бойцу-пограничнику последовали песенные же ответы с пограничных застав. В них воины обращались к подругам, реальным или воображаемым, называя их одним ласковым именем:
Не цветут здесь яблони и груши,
Здесь леса прекрасные растут.
Каждый кустик здесь бойцу послушен,
И враги границу не пройдут.
Не забыл тебя я, дорогая,
Помню, слышу песенку твою.
И в дали безоблачного края
Я родную землю берегу.
Не забудь и про меня, Катюша,
Про того, кто письма часто шлет,
Про того, кто лес умеет слушать,
Про того, кто счастье бережет.
Но это было только началом военной биографии «Катюши». Настоящим бойцом она стала в годы Великой Отечественной войны. Солдаты-фронтовики сочинили большое количество песен о любимой героине. В одной из них девушка оказывается на захваченной врагом территории, её угоняют в рабскую неволю в Германию:
Здесь звенела песенка Катюши.
А теперь никто уж не поет:
Сожжены все яблони и груши,
И никто на берег не придет…
«Чтоб ненависть была сильнее, давай говорить о любви», – писал поэт-фронтовик Александр Прокофьев. Вот и воины, сочиняя новые варианты песни, говорили о любви. Ведь в образе невольницы-полонянки им представлялись невесты и жены, дочери и сестры, оставшиеся на захваченной фашистами земле.
Обычно в любовных письмах избегают высоких, громких слов. Но в особых условиях фронта, когда сами понятия Жизнь, Смерть, Родина, Любовь становятся не отвлеченными, а обостренно, трагически конкретными, воин говорит в письмах своей подруге самое сокровенное, интимное, которое звучит возвышенно-обобщенно:
…Милая Катюша,
Буду метко бить я по врагам.
Наши нивы, яблони и груши
На позор фашистам не отдам.
В ответных «письмах-песнях» девушка заверяет любимого в том, что и она своим трудом поможет фронту: «Обещала милому Катюша: “Будем честно фронту помогать, будем больше делать мин и пушек, чтоб скорей победу одержать”».
Не только на трудовом фронте воевала «милая Катюша». Строки, рожденные в народе, утверждают, что она сражалась и с оружием в руках:
Отцвели вы, яблони и груши,
Только дым клубится над рекой.
В лес ушла красавица Катюша
Партизанской тайною тропой.
Завязался рано на рассвете
Жаркий бой, где яблони цвели.
Билась с ярым недругом Катюша
За клочок своей родной земли.
